…Чосонские керамисты, побуждаемые кто отсутствием рабочих материалов должного качества, кто полетом творческой фантазии, а кто и просто разгильдяйством, в конце XV – начале XVI века принялись в больших количествах производить посуду с явными, по сравнению с предшествующей традицией, дефектами. Поскольку глину для работы стали брать не в «месторождениях подтвержденного качества», а чуть ли не в придорожных канавах, не заморачиваясь наличием в керамической массе большого количества посторонних вкраплений, поверхность посуды после обжига в печах другой раз выходила вовсе даже не ровной, а с трещинами, дырками и какими-то вулканическими прыщами. Глазурь распустившиеся гончары частенько тоже наносили шаляй-валяй, типа как мультяшный Вовка в Тридевятом царстве: дескать, «…и так сойдет». В результате пунчхон у них получался вызывающе неказистым; корейские аристократы смешно морщили носы, глядя на такие «творческие эксперименты», однако неожиданно подобное новое слово в эстетике керамических изделий вызвало жгучий интерес со стороны обитателей Страны Восходящего Солнца.
|
| Выше уже говорилось об исключительно важном для каждого правоверного японца эстетическом принципе ваби-саби: эпистемологическая суть совершенной красоты – в красоте несовершенства. (Ну, или примерно так: сами сыны Ямато термины типа «эпистемология», «гносеология», «трансцендентное» или «трансцендентальное» не употребляют, для этого у них есть свои, не менее мутные дефиниции). В течение столетий во время знаменитых чайных церемоний жители страны Ниппон пили божественный напиток, блаженно сузив глаза и вдохновенно медитируя, однако для полного кайфа им постоянно вроде бы чего-то не хватало. Великие японские мастера чайно-церемониальных дел находились в постоянном поиске пути, направляясь по которому можно достичь того самого кайфа. Один из таких гуру (точнее, сэнсэев), по имени Дзёо Такэно, в начале XVI века додумался использовать в благородном деле задумчивого поглощения чая посуду грубых форм и небрежного декора – дабы ничего не отвлекало от высоких дум, хорошенько настоянных на печальке осознания бренности бытия и полезности пития. На островах посуды подобного типа еще не делали, а посему тут как нельзя кстати оказались чашки и чайники чосонского производства. Корейские специалисты по выпуску некондиционного пунчхона, уловив тенденцию, стали активно работать на экспорт. В декоре они чаще всего использовали мотивы, свойственные эпохе Корё: дело в том, что их клиентура, японские знатоки чайной церемонии, были поголовно дзэн-буддистами – в отличие от чосонцев, предпочитавших конфуцианские взгляды на жизнь; пришлось обратиться ко временам минувшим, когда проповедь Сиддхартхи имела значительный вес для жителей Кореи. Особенно популярными были изображения лотоса в различных видах, что вполне понятно: этот цветок является одним из наиболее почитаемых символов буддизма. В момент рождения Гаутамы небеса разверзлись напрочь, и на землю обрушился ливень из лотосов; когда маленький царевич затопал по земле, то на том месте, где ступала его нога, немедленно вырастала здоровенная лотосина; позже, когда Шакьямуни, сидя под деревом, внезапно просветлился и просек сущность бытия, божества преподнесли ему в подарок восемь штук всяких презентов, среди которых был, разумеется, лотос… и вообще, это растение, которое растет на болоте, но при этом хитрым образом умудряется не пачкаться, является символом непривязанности к сансаре для тех, кто пребывает в ней. Кроме лотоса, на своих сосудах чосонские керамисты любили изображать рыбин во всяких состояниях: в буддизме рыба – важный персонаж: поскольку она может дрыхнуть с открытыми глазами, то считается символом постоянного бдения по поводу изучения буддистских тонкостей. Кроме того, эти водные позвоночные олицетворяют свободу (плавают, где им заблагорассудится), изобилие (быстро и активно размножаются), и надежду на новое удачное перерождение (живет в воде – значит, постоянно очищается, как телесно, так и морально). | 
|
В конце XV века ограничения, наложенные чосонским правительством на производство белого фарфора, были сняты, однако корейские мастера пунчхона продолжали с прежним усердием работать на японский рынок. Суровые самураи тащились от вдохновлявших их кривеньких принадлежностей чайных посиделок до такой степени, что даже как-то раз учинили по этому поводу целую войну…
Автор статьи: И. Потапов.