…Итак, в середине XVIII века русские мастера изразцового искусства потихоньку отошли от изображения чопорных голландских матрон и начали проводить свою политику, покрывая печи расписными картинками в собственном оригинальном стиле (к примеру, в Суздале, говорят, наличествуют изразцы с дородной полуголой дамой, у которой имеются задранный подол и подпись – «хотя маню да не даю». А еще в Покровском женском монастыре (sic!) исследователи не без смущения обнаружили изразцы с изображением каких-то совсем уж голых девиц, к которым хищно стремятся некие граждане мужеска пола с очевидно недвусмысленными намерениями).
Но все-таки подобные фривольности встречались не так уж часто, хотя безобразников и прочих хулиганов от искусства хватало во все времена. В том же самом Суздале, во Владимире во второй половине XVIII века искусство росписи печных изразцов достигло очень и очень высокого уровня: восприняв все лучшее, что принесло новое время, мастера, однако, работали в русле многовековых традиций русского изобразительного искусства, переняв дух и иконописной школы, и народного лубка. Надо заметить, что для того исторического момента в России была характерна неповторяемость изображений на облицовочных печных изразцах: в отличие от дельфтской керамики, где одинаковые скромные мельницы и мостики над аккуратными речушками лепились словно марки в каком-нибудь квартблоке, на российских печках идентичными могли быть только цветочки или части живописного орнамента.
 Калужский изразец XVIII-XIX вв.
 Печь с калужскими изразцами, XVIII в.
| Во второй половине XVIII века стали широко известны калужские изразцы. Тон в развитии калужского изразечного промысла задавало местное купечество, разбогатевшее на транспортных перевозках: город на Оке – сначала центр Калужского наместничества, а потом и Калужской губернии – в те годы был крупным торговым пунктом; туда приезжала императрица Екатерина II, в честь которой отгрохали Триумфальные ворота, простоявшие сто шестьдесят лет, там образовался один из первых в России драматических театров и там же активно заработали талантливые мастера изразца. Провинциальный купец любит что попышнее, и вот калужане, поглядев на белые, гладкие и достаточно аскетичные столичные кафли и пожав могучими плечами, пожелали видеть на своих печках роспись «богатую» и «красивую» – ну и, натурально, очень разноцветную. Как отмечают, наибольшее распространение получили так называемые «цветки» – рамочные медальоны в рокайльных завитушках; «корзиночки» – завитушки и корзинки с цветами; «лимончики» и «деревца» – поименованные предметы в геометрических рамочках. Кроме всего прочего, калужские изразцовые печи весьма отличались от других своей формой: четкое горизонтальное членение, многоярусность, барочные карнизики по верху – словно уже и не печь это вовсе, а небольшой и довольно уютный домик (хочешь, залезай на него, как Емеля, а хочешь – ныряй вовнутрь, как Иванушка-дурачок). Калужское изразечное производство было весьма мощным: продукция хорошо расходилась, считалась популярной. Однако после Отечественной войны 1812 года промысел стремительно приходит в упадок; хотя сама Калуга не была взята французами, окрестности подверглись разграблению: известно, что ни Наполеон, ни (тем более) доблестные воины его Великой Армии, половину которой составляли поляки и всякие разные немцы (баварцы, пруссаки и прочие швабы), не испытывали особого пиетета перед русской культурой и ее носителями, а посему надо было все топтать и жечь. Да к тому же и быт самой Калуги вскоре после войны изменился: Ока начала мелеть, торговые обороты стали падать, купцы загрустили и совсем повесили носы. Красивые печки обветшали: считается, что оригинальных калужских печей осталось всего три (данные на начало 80-х годов XX века): одна – собственно в Калуге, в краеведческом музее, другая в музее Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии имени Штиглица (попросту говоря, в бывшей «Мухе»), и третья – в Волковских палатах в Москве. Времена изменились: патриархальность старых изразцов в начале XIX века, топающего железными сапогами по головам будущих наивных жертв промышленных и прочих революций, оказалась невостребованной; в моду входили эстетика индустриальности и крайней практичности, а городским мещанам – равно как и разбуженным всякими декабристами воинствующим в своем желании все поломать разным прочим разночинцам – на печке валяться и вовсе претило. Однако милый русскому сердцу изразец все же не погиб – да и не мог он погибнуть… Автор статьи: И. Потапов. |  Основные мотивы росписи калужских изразцов
 Изразцы калужские, XVIII-XIX вв.
|