…Итак, перефразируя Льва Николаевича Толстого, пока в Петербурге танцевали, русские мастера-изразечники продолжали заниматься своим делом.
Помимо Ярославля и Архангельска, в XVII-XVIII веках крупным торговым центром на севере страны был Великий Устюг – через него по Северной Двине (далее – по океану) долгое время велась практически вся внешняя торговля; да и раньше за обладание этими землями упорно бились друг с другом новгородцы, вятчане (не путать с вятичами) и разные прочие волжские булгары (но всех одолели, конечно, москвичи), Тамошнее купечество, удобно свесивши пузо на перекрестье торговых путей, чувствовало себя вполне вольготно и комфортно, денег имело много, амбиций – тоже, а посему желало жить красиво – что называется, в прямом и переносном смыслах. В Великом Устюге было создано собственное изразцовое производство – примерно в 30-40-х годах XVIII века. Если на московских храмах к этому времени изразцы почти совсем исчезли, то на устюжских их полным-полно: рельефные, многоцветные, с растительным орнаментом – к примеру, барочный храм Симеона Столпника обращает на себя внимание своими пилястрами и полуколонками с играющим разноцветьем чудесных изразцов: фон – темноватый, обычно зеленый, орнамент – светлый, зачастую белый…
|
 Полихромные изразцы, XVII в.
 Изразцы, Великий Устюг | Устюжские многоярусные изразцовые печи украшались многоцветными рельефными клеймами, причем их сюжеты и колористические решения опять-таки имели мало общего с европеизированным стилем столь уважаемых императором Петром Алексеевичем дельфтских «кафлей»; никаких тебе голубоватых голландских мельниц, никаких дымчатых пушек и теряющихся в туманном море кораблей: восточная тяжеловатая пышность, персидское разноцветье и византийское придворовье, – но с русской грустной скоморошьей веселостью и печальным лесным оптимизмом. Весь XVIII век устюжане брыкались, сопротивляясь нововведениям первого российского императора и его наследников, но на то он и есть русский Север – с наличием отсутствия крепостных, с уверенным взглядом на мир, с крепкой духовной традицией, которую не могли сломить шатающиеся по окрестностям в поисках непокорных староверов оравы посланных государем не по-русски безбородых солдат, от которых за три версты разило дьявольским табачищем… А вот московским изразечникам было сложнее – все-таки столица, хотя и старая, – но и они тихой сапой перерабатывали и переделывали на собственный лад наследие без спросу просвещающего их Запада. Роспись на изразце – хорошо, но не просто синяя (кстати, позже «синий» в данном контексте стал синонимом «китайского»), а пяти цветов – белый, коричневый, зеленый, желтый и – ладно уж, так и быть, синий тоже. Сюжеты росписи? – договорились, птица Сирин сложила крылья, покинула бездонное русское небо и стала водоплавающей, канув в реку Лету, но и ваших кринолиновых красоток и парикастых кавалеров чуть-чуть все же изменим… И красовались на московских изразцовых печках самые разнообразные существа: неведомые зверюги (пусть не совсем «зверь каркадил», но что-то похожее); какие-то вояки неведомой армии; сытые – судя по всему, домашние – скотинки; граждане обоего пола, замотанные в широкие простыни, долженствующие обозначать их отношение к античным временам; лесные страшноватые охотники и не менее страшноватые представители «заморских народов»… Имелись изображения батальных и бытовых сценок; кроме того, в ходу были нравоучения и ответ на них, то есть всякие шуточки – последние вплоть до откровенной непристойности: наследие здорового скоморошьего прошлого – долой европейскую чопорность и лицемерие, даешь Камасутру и телесную гибкость персонажей китайского фарфора… Кстати, подобные изразцы были двух типов – с пояснительной надписью и без оной. К примеру, контент с «заморскими народами» подписывался так: «Китайский купец», «Кавалеры гишпанские», «Апонская госпожа», «Апонские прыжки» (можно себе представить…) Зверюги и пернатые были обозначены подобным образом: «Познают мя от кохтей», «От гласа погибаю», «Пою печально», «Елень дикая». Имелось много пословиц, поговорок, прочих образчиков устного народного творчества; правда, до обсценной лексики дело, очевидно, не доходило: не берестяная грамота все-таки и не забор… Автор статьи: И. Потапов. |  Клеймо печное из 9 изразцов
 Клеймо печное, Великий Устюг, XVIII в. |
